Ирина Цыганкова: «Если при первой встрече сердце не «ёкнуло», это еще не значит, что ребенок не «ваш»

Специалисты программы «Сиротству – нет!» Фонда Рината Ахметова попросили опытного психолога Киевского городского центра ребенка Ирину Цыганкову, которая проводит тренинги для будущих усыновителей, опекунов, приемных родителей и родителей-воспитателей, рассказать читателям портала о том, какие обстоятельства следует учитывать будущим родителям при поиске ребенка.


– Ирина Степановна, общаясь с теми, кто ищет ребенка для принятия в свою семью, чаще всего приходится слышать о том, что ребенок все еще не найден по причине того, что не состоялась та встреча, при которой сердце будущего родителя «ёкнуло». А что делать, если сердце не «ёкнуло»? Ведь, возможно, этого и не произойдет.

– Действительно, наверное, большинство родителей ожидают при первой встрече, что сердце «ёкнет», придет какое-то озарение. Это вполне понятно. Но, знаете, это как в браке: пришла любовь с первого взгляда. Но, как показывает практика, любовь с первого взгляда не всегда гарантирует долгую и счастливую жизнь в браке, даже если с этого всё начиналось. Точно также и в усыновлении.

Но, в отличие от брака, где два взрослых человека в случае неудачи могут сами о себе позаботиться, в нашем случае – речь о ребенке, который в зависимом положении: он зависит от взрослого.

Поэтому я, как специалист, никогда не ориентируюсь на «еканье». Хотя, конечно, понимаю ожидания родителей, которые готовы и созрели для того, чтобы принять ребенка в семью. В наш центр обращаются кандидаты в усыновители не только на этапе поиска ребенка. Как правило, мы знакомимся с ними задолго до этого, с первого звонка, с первого вопроса: какие документы нужно собрать, какие формы устройства в семью существуют, чем они отличаются, каким требованиям нужно соответствовать и так далее. У нас существует определенный алгоритм работы с кандидатами. Начинаем с информационной встречи, затем – индивидуальная консультация с психологом. Затем даем направление на двухмесячные курсы по подготовке опекунов, приемных родителей и родителей-воспитателей детских домов семейного типа, которые рекомендуем также и кандидатам в усыновители. И так – вплоть до поиска ребенка, знакомства с ним и сопровождения после размещения ребенка в семью, если есть у новых родителей сироты такой запрос.

У каждого кандидата в усыновители своя история, свой опыт, свой путь к усыновлению. Такие решения не принимаются спонтанно, они вынашиваются годами. Как правило, прослеживается основная мотивация – желание реализовать свой родительский потенциал, помочь ребенку, дать ему достойное образование, любить, заботиться о нем. И понятно, что у каждого из них есть определенные ожидания, связанные с принятием ребенка в свою семью: и успешности, и признания, и любви, и благодарности. В принципе, это нормальные ожидания для любых родителей, независимо от того, родили они ребенка или усыновили его.

Что в данном случае делаем мы? Мы помогаем будущим родителям оценить их ресурсы и озвучить свои ожидания. Ведь как происходит самое первое, еще заочное знакомство с ребенком? Будущие родители смотрят фотографии, в лучшем случае – двухминутные ролики о детях-сиротах. И на каком-то этапе «ёкнуло»! И уже люблю, это уже «мой» ребенок, я его чувствую, вижу в своей семье.

Мы же стараемся чуть-чуть «приземлить» будущего усыновителя, услышав его ожидания, помочь ему еще раз оценить свои ресурсы. Потому что ребенок – это не картинка и не двухминутный ролик. За кадром – 24 часа жизни.

– А что, образно выражаясь, может быть «за кадром» ролика о сироте, которому ищут усыновителей?

– С ребенком приходит не только его фото, а и медицинская информация: перечень диагнозов, результатов обследований, диспансерных учетов, где наблюдается ребенок, рекомендаций; также информация о психологическом его развитии, которая показывает уровень развития интеллектуальной, познавательной, эмоционально-волевой сфер. И огромный пласт социальной истории: в какой семье он родился, в каких условиях жил, какой опыт получил, когда попал в детское учреждение, сколько было перемещений, какие психологические травмы перенес.

Ребенок не «сойдет» в семью с фотографии или рекламного ролика, где он рассказывает стишок, говоря о том, что любит будущих новых родителей, и о том, что хочет в семью. Он придет со всем тем, что я перечислила выше, с тем багажом, который он накопил за год, за 3-5 или 10 лет своей жизни. И откроется только лишь в семье. А этот опыт будет иметь влияние на его поведение, на его желание учиться, на способность строить отношения, доверять, любить.

– Вы ведете статистику, скольким семьям помогли усыновить детей?

– С моей точки зрения, более актуальна другая статистика: количество тех детей, которых вернули. Хотя этих случаев за мою десятилетнюю практику было не так много, я бы сказала единицы, но помню их все. Три семьи вернули двух мальчиков и девочку подросткового возраста. Были две семьи, которые вернули по трое детей. И у каждого начиналось все именно с такого «ёканья»: «Ой, это – наши дети! Только эти и никакие другие!» Одних вернули спустя месяц, других – спустя 2,5 года. Есть дети, которых возвращают в подростковом возрасте. К счастью, таких случаев не так уж много, но это – болезненная статистика. Я помню каждого возвращенного ребенка. И именно этот опыт заставляет меня более тщательно работать на этапе взаимоподбора ребенка и семьи, помогать будущим родителям увидеть потребности ребенка, его особенности развития, понизить их ожидания, чтобы, в итоге, они приняли взвешенное решение.

Мы обучаем наших кандидатов, что есть «медовый месяц. Это тот период, когда ребенок хочет понравиться, прижиться, пустить корни в семье, показать все свои хорошие качества. Но это длится какой-то определенный период. Когда уже чувствует определенную стабильность, он расслабляется и показывает свою другую сторону. Готов ли усыновитель столкнуться с той, другой стороной ребенка? С его болью, с его злостью, агрессией, депрессией, с его «Не хочу! Не буду! Кто ты такой? Отойди»… Ну, это так, мягко сказано. Готов ли усыновитель это услышать и принять? Мы готовим их к тому, что, если ребенок начинает вести себя плохо, это – хорошо.

– Чем же это хорошо?

– Так и должно быть, это показатель того, что ребенок вам уже доверяет. Как бы это абсурдно и нелогично не звучало, но логика в этом есть. Ребенок уже настолько вам доверяет, что может показать себя и слабым, и ленивым, и злым и проверить таким образом, готовы ли вы принять его и таким?

Вот поэтому я советую всем будущим усыновителям не ориентироваться исключительно на «ёканье». Каждый раз, когда будущие усыновители озвучивают мне «Ёкнуло!», я всегда настраиваю их на необходимости протестировать реальность с разных сторон. Когда-то я услышала фразу, что в усыновителей такие огромные сердца, что способны закрыть глаза и уши. «Еканье» – про это. Я, опять же возвращаясь к теме брака, рассказываю им на примере «медового месяца»: сначала ты думаешь, что это тот человек, без которого ты не представляешь своей жизни, а потом, когда уходит «химия», ты начинаешь думать, что именно этот человек – источник всех твоих проблем! И только когда все это пережил, принял, тогда начинается настоящая любовь.

Необходимо объективно подумать о том, готовы ли они принять ребенка с задержкой психического развития, который не будет слишком успешен в школе, которому не потянуть высшее учебное заведение. А ведь для многих родителей «помочь сироте» – равнозначно «сделать его успешным»: это и учеба в школе, затем в вузе, карьера. Однако не все дети, даже рожденные в этой семье, достигают этого. Главное – помочь ребенку, научить его заботиться о себе, найти и развить его зону успешности, получить специальность, помочь адаптироваться в социуме. Есть много путей и способов реализовать себя в обществе, которые доступны и детям с инвалидностью, и детям с задержкой психического развития, и детям с умственной отсталостью. Ребенку нужна семья, где родители готовы принимать их индивидуальные особенности и развивать их в тех рамках, в которых позволяют особенности этих детей.

– Что вы рекомендуете предпринять для того, чтобы не допустить возврата того ребенка, в которого усыновители были столь сильно влюблены с первой встречи? Может, период установления контакта должен быть более длительным?

– Нет, продление периода встреч не поможет. На этапе знакомства – и в учреждении, и в первые дни жизни в семье – ребенок и родители будут в состоянии «медового месяца». Ребенок будет адаптироваться, показывать свои хорошие стороны, стараться понравиться. Будущие усыновители сами должны думать на шаг-два вперед. Нужно объективно оценивать ситуацию ребенка – социальную, психологическую, медицинскую – и свои ожидания и возможности.

– А именно?

– Как я уже говорила, специалисты нашего центра работают с семьей в несколько этапов. Один из них – это первичная консультация с психологом, на которой мы знакомимся с семьей, вместе стараемся изучить их ресурс, мотивацию, желаемый возраст и пол ребенка, форму семейного устройства, так как, кроме усыновителей, к нам обращаются и будущие опекуны, родители-воспитатели детских домов семейного типа, патронатные воспитатели. Некоторым мы советуем рассмотреть такую форму, как наставничество. Потом даем рекомендацию пройти двухмесячный тренинг, в течении которого тренера с психологическим и социально-педагогическим образованием контактируют с семьей в рамках групповой работы и индивидуальной консультации на дому у кандидатов.

Пройдя все эти этапы, мы можем более реалистично оценить ресурс семьи и сопоставить его с их ожиданиями и потребностями ребенка. Например, если одинокая женщина хочет усыновить маленького ребенка, то важно услышать ее ожидания и планы: готова ли она пойти в декретный отпуск, если да, то кто финансово будет поддерживать ее в то время, пока она не сможет работать, а если не может оставить работу, то кто будет подстраховывать ее с ребенком на случай болезни или других непредвиденных ситуаций? А если квартира однокомнатная, а она хочет усыновить мальчика, то как видит ситуацию, когда ребенок достигнет подросткового возраста? Может, кандидатке лучше искать только лишь девочку-сироту?

Или, предположим, кандидатке 50-52 года, что бывает не редко, а она хочет девочку 2-3 лет, а то и грудничка. И сердце у будущей мамы «ёкнуло», и возможности есть, и она великолепно выглядит, хорошо себя чувствует, трудится на вполне достойно оплачиваемой работе. Но добавьте 15 лет: ребенку – 15, он находится в подростковом периоде со всеми его кризисными особенностями, а маме – 65-67. Хватит ли у мамы морального, материального, физического ресурса справиться с ребенком в этом «протестном» возрасте? Сможет ли она быть авторитетом для него? Кстати, такие случаи разусыновления подростков у нас были.

А если семья «горит на работе», плотно занимаясь каким-то бизнесом, мы оговариваем, готовы ли будут эти люди к тому, что, принимая в семью ребенка, они невольно «притормозят»: ситуация заставит их сбавить обороты, их доходы невольно снизятся. Поменяется привычный темп жизни, планы, распорядок…

И таких вопросов много. Очень хочется, чтобы семьи максимально реалистично оценивали свой ресурс.

В каждом случае стараемся включить здравый смысл будущего усыновителя. Мы говорим: «Да, вы готовы принять в свое сердце, в свою семью ребенка. А теперь на минутку «выключите» эмоции, которые запустили этот процесс – желание стать родителями, любить, помогать, воспитывать. И «включите» здравый смысл. Если после трезвой оценки своих ресурсов и возможностей, после знакомства с медицинской, психологической и социальной информацией конкретного ребенка они будут все также уверены, что готовы взять именно это дитя, то все у них сложится.

В процессе обучения мы рассказываем о потребностях детей-сирот и детей, лишенных родительского попечения, о психологических травмах, которые получают такие дети, об особенностях различных возрастных периодов, о формировании привязанности, об этапах адаптации и о другой важной информации.

Поэтому к моменту поиска ребенка и знакомства с ним наши кандидаты уже имеют определенный запас необходимой информации, а мы, в свою очередь, знаем их ожидания и ресурсы. Когда появляются дети, которые нуждаются в устройстве, мы можем приглашать наших кандидатов познакомиться с информацией о детях.

– Что это за сведения?

– Это неформальные сведения о ребенке, которые есть в анкете. Информацию собираем из бесед с психологами, медиками, социальными педагогами, воспитателями, то есть с теми людьми, которые находятся в близком контакте с ребенком, знают о его особенностях, характере, темпераменте, интересах и увлечениях, поведении, владеют другой информацией, которая дает максимальное представление о ребенке. Этот процесс и называется взаимоподбором: мы пытаемся помочь соединить потребности ребенка с возможностями семьи. А еще, я бы сказала, стараемся соединить ожидания ребенка с ожиданиями семьи.

Конечно же, последнее слово остается за родителями, именно им решать, готовы они встречаться с этим ребенком, или, возможно, придется познакомиться с историями десятка детей, прежде чем они найдут «своего» ребенка.

– Что же стало причиной возврата детей в тех случаях, о которых вы рассказывали?

– Дети, которых вернули спустя 2, 5 года, пришли в семью маленькими, дошкольниками. Когда родители брали их в семью, их бизнес процветал, были силы. Затем семья распалась. Развод. А под натиском экономической нестабильности в стране рухнул и их бизнес. И родителям стало не до детей. Это то обстоятельство, о котором тоже следует думать: если семья материально стабильна сейчас, то это не значит, что она гарантированно будет стабильна и спустя год-два. Поэтому перед усыновлением семье стоит «оглянутся» вокруг: кто сможет предоставить вам свой ресурс, подставить плечо в случае болезни, неудач в бизнесе, семейного кризиса для того, чтобы этот ребенок остался в вашей семье, пока ситуация снова стабилизируется. Кто будет рядом в тот момент, когда нужна поддержка?

– А если будущий новый родитель упорно твердит: «Не ёкнуло», вы убеждаете подумать?

– Нет, никогда не говорю и не подталкиваю! Учу оценивать свои ресурсы, озвучивать страхи, сомнения, видеть особенности ребенка, взвешивать все, но не подталкиваю. Такие решения должен принимать только сам усыновитель.

Хотя часто будущие усыновители приходят за советом по пять раз, присматриваясь все к одному и тому же ребенку. Я советую подумать, посоветоваться со специалистами, медицинскими работниками.

Например, часто опасаются брать детей психически больных родителей. Психиатры не дают гарантий, передастся ли это заболевание ребенку или нет, проявиться ли это в подростковом возрасте или нет. Было даже такое, когда пара, которой ребенок с такой медицинской историей пришелся по душе, измучившись сомненьями, в сердцах пожаловалась мне: «Лучше бы этот ребенок был «подкидышем», чтобы мы уж точно о нем ничего не знали, мы бы тогда и секунды не сомневались». На что я им отвечаю, что лучше знать и понять, хватит ли у вас ресурса, если ситуация осложнится.

Но, поверьте, детей со сложной медицинской историей, с особыми потребностями все же берут люди, у которых не только большое сердце, но также есть опыт общения и ухода за такими детьми. Главное в данном случае – принять этого ребенка таким, как он есть, и понять, посильна ли эта ноша для вас, готовы ли вы любить этого ребенка, как своего, когда он перестанет быть малышом с пухленькими щечками, а будет взрослеть, пока не вырастет совсем и сам не станет родителем.