Педагогическая запущенность или умственная отсталость?

Семейный психолог, привлеченный эксперт Фонда Рината Ахметова Марианна Лапина рассказала читателям портала «Сиротству – нет!» о разнице в возможностях приемных детей с педагогической запущенностью и умственной отсталостью.

К сожалению, в нашей стране еще не выстроена система помощи семьям, которые принимают детей-сирот. Ребята из интернатов, детских домов, неблагополучных семей часто отстают в развитии из-за ненадлежащего ухода, плохого питания, жестокого обращения. Иногда трудно определить даже специалисту: проблемы ребенка связаны с эндогенными, биологическими нарушениями или у него так называемая педагогическая запущенность. Этот вид нарушения развития встречается все же чаще. К счастью, детский мозг достаточно пластичен и может компенсировать многие повреждения при надлежащем уходе и отношении.

Первое время детям, приходящим в приемную семью, недоступно многое из того, что должен знать и уметь ребенок его возраста, которого воспитывали любящие родители с рождения. Если детьми никто не занимался, не показывал и не описывал красоту мира, не читал сказок, тогда их кругозор и словарный запас очень узок. А еще эти дети не умеют играть в ролевые игры. Помните, как у дошкольников: «Теперь ты будешь папой, а я – мамой, а это наш сыночек, мы его повезли на море и учим плавать»? Это же так важно для развития человека, чтобы маленькие дети имитировали, казалось бы, элементарные вещи, которые видят вокруг. Например, подражать маме мыть посуду и заваривать чай понарошку. Такой чай, приготовленный малышом, пьют, причмокивая, из пластиковой разноцветной игрушечной посуды все домашние: и мама, и дедушка, и старший брат. У детей, воспитывающихся в интернатном учреждении или неблагополучной семье, не развивается воображение – нет стимуляции столь важного мыслительного процесса. Поэтому некоторые функции мозга ребенка из интерната, отвечающие за развитие интеллекта, познаний, «становятся на паузу». Однако у этих детей хорошо развивается другой вид интеллекта – социальный. Они знают, как понравиться, войти в доверие, чтобы получить выгоду, потому что именно так они могли научиться удовлетворять свои потребности. Стимулировались у них совсем другие функции, поэтому они более развиты.

Вообще развитие ребенка из-за неподходящих для него условий часто выглядит как мозаичное. Где-то сильно отстает, а некоторые параметры развиты лучше, чем нужно для определенного возраста. Например, социальный интеллект может быть уровня 20-летнего взрослого человека, общие знания – как у пятилетки, а эмоциональный интеллект трехлетнего ребенка. При этом «паспортный возраст» и физиологическое развитие восьми лет.

Такое положение дел не удивительно, поскольку активнее развиваются те функции мозга, которые больше всего задействованы в жизни человека. Чаще всего хромает сфера эмоций, ей уделяется мало внимания в системе государственного воспитания. Поэтому приемные дети редко понимают себя, свои чувства, а тем более чувства других людей. Все это не имеет ничего общего с физиологическими поражениями функций головного мозга, произошедшими в результате травмы или проблем, связанных с вынашиванием и рождением малыша. Такие нарушения сложнее компенсируются.

Развитие ребенка в семье зависит от многих факторов.

Трудно сразу понять, с каким багажом пришел в семью ребенок. Даже если это сиблинги (родные братья и сестры, в том числе близнецы), которые жили в одинаковых условиях, все будут уникальны по-своему. Как будет развиваться каждый из них в новых условиях принимающей семьи, никто не может знать наверняка. Сначала детям нужно «отогреться» у принимающих родителей, и только потом их прогресс будет действительно ощутим.

Бывает часто, что многие проблемы интеллектуального развития постепенно уходят и приемные дети годика через 2-3 догоняют своих сверстников. Это говорит о том, что родители вместе с детьми преодолели барьер педагогической запущенности. Но если все же есть серьезные нарушения функций головного мозга, прогресс будет очень медленным, едва заметным. Родители таких ребят могут испытывать свою некомпетентность и отчаяние. К тому же дров в огонь их самокритики нередко подбрасывают школьные педагоги, другие люди, которые не очень понимают сложности развития приемного ребенка.

Прогресс у детей разный и зависит от множества факторов. К ним относятся индивидуальные особенности ребенка, прошлые психологические и физические травмы и, конечно же, отношения в новой семье и вообще с окружением. Реабилитация и процесс адаптации ребят будет неодинаковым, для каждого своим.

Если этого не понимать, то завышенные ожидания родителей, педагогов, других людей из окружения ребенка будут только вредить его развитию. Претензии и требования, предъявляемые этому члену семьи, будут неадекватны его возможностям. Ребенок будет чувствовать себя неудачником, глупым, а самое главное – недостойным любви. Поэтому даже самые простые задания приемного ребенка будут вводить в ступор или вызывать протест. А у родителей – недоумение от такой неадекватной реакции.

Часто ребенок просто не может осваивать школьную программу. Тогда важно взрослым объединить усилия и найти для него подходящие условия.

Моя работа с одной приемной семьей может служить ярким примером того, как отношение родителей к проблеме влияет на способности ребенка.

Родители воспитывали несколько приемных мальчишек. К ним пришел самый младший, шести лет. Милый и приятный мальчик, часто улыбался. Но раны и ожоги на теле лучше, чем описание в личном деле, говорили о нелегкой судьбе. Он с удовольствием посещал детский сад, хотя у педагогов были некоторые трудности с ним. Ребенок часто был навязчивым в отношениях с детьми, не мог остановиться в игре, забирал у них игрушки. При этом с удовольствием помогал воспитательнице: заправлял постели после сна, накрывал на столы перед обедом и ужином, стремился понравиться взрослым.

Серьезные проблемы начались, когда мальчик пошел в первый класс. Первые дни было интересно – новые знакомства, обстановка. Он смог со всеми познакомиться и считал, что подружился. Когда начался учебный процесс, все пошло сложнее. Мальчик стал «зависать» над заданиями, не хотел ничего учить, иногда просто смотрел в окно или игрался чем-то. Простые задачи казались невыполнимыми. Подготовка домашних заданий занимала несколько часов. Мама вместе с ребенком засиживалась до ночи, что забирало у обоих большое количество энергии и сил. Все больше из-за этого портились их отношения, так как приемная мама не понимала, как можно с таким трудом усваивать элементарные вещи. Самое неприятное было то, что ребенок на следующий день большую часть из подготовленного задания не помнил. Нужны были постоянные усилия, чтобы он хоть что-то мог рассказать учителю. Чаще всего он просто молчал и не хотел разговаривать. Весь процесс обучения для семьи превратился в адскую муку. Нервы родителей не выдерживали, они срывались на мальчике, что в свою очередь вызывало у него усиление стресса и еще большее непонимание учебного материала. Родители считали, что мальчик не хочет учиться. Кстати говоря, каникулы приносили облегчение, и отношения в семье улучшались.

Когда я впервые встретилась с ребенком, было понятно, что уровень его интеллектуального развития по таким показателям, как логическое мышление, общие знания, память, не соответствует возрастной норме. Он отставал на несколько лет. Трудно было сказать, что было тому виной: то ли травмы головы, которые ребенок получил в результате жестокого обращения, то ли педагогическая запущенность. Но было понятно, что ему трудно наравне со сверстниками овладевать школьной программой. Поэтому я рекомендовала снизить нагрузку, подумать о возможном переводе на более легкое обучение или договориться с администрацией об индивидуальном подходе к ребенку. Мама и папа готовы были прислушаться к моим рекомендациям, но альтернативного варианта образования в этом населенном пункте не было, мальчика пришлось оставить в этой же школе и в том же классе, хотя ему было рано учиться в первом классе общеобразовательной школы. Не получилось договориться и о снижении нагрузки для него. Школа не пошла на уступки и видела решение в том, чтобы перевести мальчика в специализированный интернат. Родители не согласились. Это было равносильно приговору для такого ребенка, который опять большую часть времени находился бы в государственном учреждении.

Через год я снова встретилась с этой семьей. Приемные родители все время жаловались на мальчика. Хромало поведение в школе, учиться не мог, по словам родителей, просто не хотел. Из нашего общения с мальчиком я отметила, что ребенок фактически не прогрессирует. Уровень интеллектуального развития остался прежним.

Мы долго обсуждали с родителями, как жила их семья весь этот год. Мама была в отчаянии из-за проблем со школой, хотя в остальном все было неплохо. Мальчишка стал более «домашним», начал больше помогать по дому, научился многим принципам самообслуживания. Но все успехи меркли, когда он вместе с родителями садился за уроки.

Мои наблюдения и общение с ребенком показали, что у него, возможно, есть не только проблемы педагогической запущенности, но и органические нарушения. Диагноз мог поставить только специалист, например, психиатр. Я объяснила маме, что мальчик не способен усваивать программу второго класса. Требовать это равносильно тому, что заставлять человека с поврежденной ногой бежать дистанцию наравне со здоровыми. Но физические травмы все видят и, конечно, сделают скидку человеку с ограниченными возможностями. А вот повреждения, связанные с психическими процессами, не видны невооруженным глазом, поэтому во внимание окружающими не берутся.

Также я рекомендовала обратиться к неврологу, психиатру и к ПМПК (психолого-медико-педагогической комиссии) для уточнения диагноза и определения варианта обучения ребенка.

После обследования стало понятно, что у мальчика есть некоторая степень умственной отсталости, было рекомендовано специальное обучение. Но альтернативного способа получения образования в селе, где проживает приемная семья, нет, как, впрочем, и во многих других селах и районных центрах. Родители обратились к администрации района и школы с просьбой войти в положение ребенка и дать ему возможность выполнять программу с некоторыми поправками. Семья и педагоги совместными усилиями все же нашли выход.

Через время ребенок начал учиться все лучше и лучше. Мама на мой вопрос, почему так произошло, сказала, что она совсем по-другому стала относиться к мальчишке после нашей последней встречи. Она тогда поняла, что требует от него невозможного. И не только от него, но и от себя. Она считала себя плохой матерью, так как им не удавалось догнать сверстников в успеваемости. И все больше разочаровывалась в сыне. Когда же она поняла, что дело не в воспитании и не в том, что он делает ей на зло, а просто есть вещи, которые пока недоступны, ситуация стала меняться. Напряжение в отношениях с ребенком уменьшилось. Мама стала обращать внимание больше на его успехи и поменяла отношение к сыну. Для него это было сигналом того, что родители к нему относятся хорошо, принимают его и любят. И парнишка начал «оттаивать», пошел явный прогресс.

Впоследствии с ребенка был снят диагноз «умственная отсталость». Мальчик по своему уровню приблизился к сверстникам, хотя трудно пока говорить о полной реабилитации. Но в семье и в школе у него, по словам взрослых, гораздо меньше проблем.

Родителям нужно решить самим, что важнее для их ребенка, и от этого отталкиваться в воспитании и построении отношений с окружением.

Похожие истории можно встретить нередко в приемных семьях. Родители делают очень много для своих приемных детей, ожидая прогресса быстрее, чем может быть, или требуя невозможного от них. Часто за проблемами они не видят, что ребенок явно похорошел, расцвел за время пребывания в их доме, акцентируя свое внимание только на его плохих результатах в школе. Конечно же, масло в огонь подливает та самая система, которая не хочет помогать семье решить проблему, только ее усугубляет.

Если ребенок отстает в учебе, это не значит, что он далек от какой-то нормы. Возможно, с ним никто не играл и не читал сказок. Этим как раз и важно заняться, заполняя тот пласт в развитии, который был упущен. Ему нужно рассказывать о том, как устроена жизнь, учить самым элементарным вещам, о которых он не знает. Говорить с сыном или дочерью о них самих, о чувствах и потребностях. Развивать воображение в ролевой игре, наполняя пазлы, которые пустовали в его картине мира. Так развивается представление ребенка о нем самом, о других, о причинно-следственных связях… Это гораздо важнее, чем научить писать и читать. Представьте, что человек заново родился у вас. А позже все остальное подтянется.

Большинство детей приходят в семью с диагнозами, которые говорят об отклонении в развитии. И если через время нет прогресса, значит, важно помочь ребенку овладеть важными и необходимыми знаниями и навыками. Согласитесь, не вся программа общеобразовательной школы пригодится во взрослой жизни. А вот умение стоить взаимоотношения, понимать себя и других очень важно. А это тот самый эмоциональный интеллект, социальные навыки.

Я наблюдала в одной семье девочку с умственной отсталостью, которая с помощью других детей и новых родителей хорошо умела «дружить», играть, чистить картошку и сажать огород. Эти навыки помогут ей во взрослой жизни. Если бы не эта семья, девочка осталась бы с инвалидностью в каком-то казенном учреждении. Понимание ограниченности ее возможностей помогло родителям развивать те грани интеллекта, которые важны. А можно было многие годы добиваться от нее успеваемости в школе, программой которой она овладеть не в силах. Для девочки нашли способ обучения по упрощенной программе.

Как не парадоксально звучит, справка об умственной отсталости или заболевании ребенка для приемной семьи нередко приносит облегчение. Она помогает родителям снизить свои претензии к ребенку, а также дает возможность оправдать воспитанника и самих себя в глазах требовательного окружения. И когда напор на приемного ребенка ослабевает, взаимоотношения улучшаются, прогресс в реабилитации сироты становится явным. И диагноз нередко снимается. А на первых порах это подтверждение того, что сирота отличается от других детей. Все же пока очень мало люди понимают, какое влияние оказывает травма на ребенка.