Переселенка из Донецка: «После очередного обстрела, когда мы чудом остались живы, я сказала: «Больше тянуть нельзя. Завтра уезжаем из Донецка»
39-летняя Алена, усыновившая без мужа троих сирот, встретила свою вторую половинку благодаря… войне и приемным ребятишкам. Их историю расскажет журналист «Фактов».
***
Собираясь в гости к Алене Яковлевой-Чигрин, я уже знала истории ее приемных детей: страшное детство, букет тяжелых болезней, отставание в развитии… Но, увидев на пороге столичной квартиры, где сейчас обитает семья переселенцев, красивых, радостных и вполне здоровых ребятишек, просто остолбенела. Самая активная из детей, восьмилетняя Дарина, с ходу взяла инициативу в свои руки: «Знакомьтесь, это мой брат Толик, ему девять лет. А это шестилетняя Вика. Два дня назад ей удалили грыжу, поэтому она немного капризничает. Ну, давайте мыть руки и будем обедать».
В съемной квартире чисто и уютно, повсюду цветы. «Так я пытаюсь создать атмосферу родного дома, ‒ объясняет 39-летняя Алена, одновременно нарезая колбасу на бутерброды. ‒ В Донецке, где мы оставили большой частный дом, было много комнатных растений». Дарина и Вика хлопочут на кухне вместе с мамой: одна трет сыр, другая накрывает на стол. «Дарина, чтобы тетя Ира не скучала, покажи ей записи твоих выступлений», ‒ просит Алена. Девочка ставит на кухонный стол ноутбук, включает ролики. Вот Дарина танцует контемп, проявляя удивительную пластику и грацию. Прирожденная танцовщица! А вот девочка стоит на сцене Украинского дома, где недавно проходил форум усыновителей Донбасса. Рядом с Дариной двое соведущих — взрослые состоявшиеся актеры. Однако восьмилетняя девчушка ничуть не уступает им в профессионализме.
‒ Во время форума рассказывали истории приемных донбасских семей, чудом спасшихся от смерти, ‒ говорит Алена. ‒ Показывали видео их мытарств по летним лагерям и санаториям… Зрители не могли сдержать слез, взрослые ведущие тоже плакали, у них дрожали руки, срывался голос. В такие моменты Дарина брала микрофон и начинала импровизировать, попутно успокаивая своих коллег: «Не надо плакать. Ведь все остались живы». Сейчас дочка готовится к мероприятию на Певческом поле, приуроченному ко Дню защиты детей ‒ будет вести праздничный концерт.
Кто бы мог подумать, что Дарина станет такой популярной ведущей, когда в марте 2012 года я забирала ее, четырехлетнюю, из сиротинца? Тогда дочка не выговаривала 22 буквы! Выглядела жутко: коротко стриженная, на лице 30 контагиозных моллюсков (заболевание, проявляющееся в виде наростов на коже. ‒ Авт.). Но больше всего поразил взгляд девочки: пустой, безразличный и полный разочарования. Мы с Дариной вышли прогуляться на улицу, смотрю: у ребенка нет варежек. На следующий день я снова приехала в приют, привезла теплые рукавички. Ко мне сбежались дети, и тут Дарина, обхватив меня руками, сказала: «Не подходите! Это моя мама».
Маленькой Дарине врачи поставили пугающие диагнозы: умственная отсталость, задержка и дефекты речи, педагогическая запущенность. Сейчас от этого нет и следа. Забрав дочку из приюта, я сразу повела ее к логопеду. Дарина так хотела научиться говорить правильно, что упрашивала меня и бабушку (мою маму) дополнительно заниматься с ней дома.
‒ Как вы пришли к мысли об усыновлении?
‒ Личная жизнь не сложилась, и я с головой ушла в работу. Четыре года трудилась в пресс-службе Донецкой облгосадминистрации ‒ с утра до глубокой ночи. Когда мне исполнилось 35 лет, оглянулась ‒ и стало страшно. Ни семьи, ни детей… Что впереди? Одинокая безрадостная старость? Выход из душевного тупика подсказала сама жизнь. Мои кумовья решили усыновить ребенка, а я помогала им в этом. Однажды, общаясь с сотрудницей службы по делам детей, обронила: «Наверное, я бы тоже усыновила сиротку». Через два месяца эта женщина мне позвонила: «В больнице лежит девочка, три года и десять месяцев. Ее неблагополучная мама умерла, отец неизвестен». В душе будто взорвалось что-то, и я вдруг твердо сказала: «Беру. Это мой ребенок».
Мне кажется, что Дарина родная мне по крови. Такое ощущение, будто я ее родила, затем потеряла на какое-то время, а потом обрела заново. Все говорят, что внешне Дарина очень похожа на мою маму. У нас с дочкой одинаковые вкусовые пристрастия: яблоки едим с солью. А еще мы обе обожаем театр. Дарина влюбилась в театральное искусство после первого же представления, и мы стали посещать спектакли по несколько раз в неделю. Любимцем дочки был актер Донецкого драмтеатра Андрей Романий. Дарина постоянно дарила ему цветы. Со временем Андрей стал другом нашей семьи и наставником Дарины. Видя, как дочка тянется к танцам, я отдала ее в школу художественной гимнастики и детский танцевальный коллектив.
‒ Когда вы решили усыновить еще двоих детишек?
‒ Дарина просила: «Мама, подари мне братика или сестричку!» А у меня, как на зло, не складывались отношения с мужчинами. «Почему бы тебе не усыновить еще одного малыша? ‒ предложила мама. ‒ Мы с отцом поможем растить детишек». Родители вообще сильно меня поддержали: продали свою квартиру, я взяла ипотеку, и мы купили в Донецке частный дом. Хотелось, чтобы дети росли на свежем воздухе, ели домашние фрукты… Однажды позвонили из службы по делам детей: «В Енакиевский приют привезли братика и сестричку. Дети очень больные и постоянно плачут». ‒ «А разве мне дадут сразу двоих?» ‒ «Почему нет?»
Помню, приехали мы с мамой в приют, увидели детей и обомлели. Вика вошла в кабинет директора странной походкой, держа скрюченные ручки на груди. «У девочки ДЦП, ‒ шепчет мне на ухо мама. ‒ Не потянем…» Потом узнали: Вика так ходила, потому что ее обули в тапочки на два размера меньше. У нее было паралитическое косоглазие (девочка не видела, куда идет, натыкалась на двери) и дистрофия (в возрасте пяти лет Вика весила 11 килограммов). А Толик… Даже на неприкрытых одеждой частях тела ребенка были видны шрамы от побоев.
Вика и Толик не умели считать и писать, не различали дни недели и времена года. Толик даже не понимал, что его можно называть Анатолием. Когда мы сказали, что будем усыновлять Вику и Толика, персонал приюта сбежался посмотреть на «этих ненормальных». Что пережили дети, даже рассказывать страшно. Их родители были хроническими алкоголиками. Отец избивал Толика палкой или мухобойкой за малейшую провинность. Когда я впервые попыталась обнять мальчика, он вжал голову в плечи и зажмурился — боялся, что его будут бить. У Вики не было зубов, изо рта пахло гнилой плотью. Напиваясь до «белочки», Викин отец брал напильник и ровнял дочке зубы. Спилил их так, что у ребенка развилось нагноение десен.
Я бросилась по врачам: Вике нарастили зубы, сделали операцию, частично устранившую косоглазие. Очень трудно было приучить ребенка к нормальной жизни. Вика не знала, что такое туалет, и нецензурно выражалась. Едва переступив порог нашего дома, четырехлетняя девочка выдала: «Ну теперь вам всем хана!» Первое время Вика не могла спать: постоянно подпрыгивала и бежала на кухню. «Доця, у тебя что-то болит?» ‒ спрашиваю. «Нет, ‒ говорит. ‒ По ночам папа каждые полчаса заводил будильник, чтобы я… не писалась в кровать». Дочка рассказывала: отец-садист работал грузчиком в магазине, иногда приносил домой гнилые бананы, и она ела их вместе с кожурой. Пережив голодное детство, Вика до сих пор не может насытиться.
Я принесла гостинцы от редакции ‒ разные сладости. Вика сразу бросилась открывать коробку конфет. Мама предупредила: «Помнишь, что говорил доктор? В день можно съедать только две конфеты. Иначе животик вздуется и будет болеть». На несколько минут девочка застыла над раскрытой коробкой, жадно поедая ее глазами. Обнюхала шоколадные фигурки, а потом, тяжело вздохнув, взяла две самые большие.
‒ Я усыновила Толика и Вику за несколько месяцев до войны, ‒ продолжает Алена. ‒Весной 2014 года донецкие врачи назначили второе хирургическое вмешательство по устранению косоглазия. Помню, везу Вику в больницу на операцию, а нас останавливают незнакомые люди: «Туда нельзя! Там стреляют». Самые страшные моменты я пережила, когда на работу звонили из садика: «Срочно забирайте детей! У нас обстрел». Я со всех ног мчалась в садик и думала: «Лишь бы успеть…» После очередного обстрела, когда мы чудом остались живы, я сказала: «Больше тянуть нельзя. Завтра уезжаем из Донецка».
Сначала гостили у друзей в Полтаве, потом я повезла детей отдыхать на Азовское море. Пришла осень, куда теперь? Обратилась в Штаб Рината Ахметова: «Помогите. Нам негде жить». Сотрудники Штаба перевезли нас в Бердянск, где для переселенцев переоборудовали пионерский лагерь. Там и перезимовали. Штаб обеспечивал нас гуманитарными наборами и необходимыми медикаментами. Однажды мне позвонил директор донецкой строительной фирмы, в которой я работала до войны: «Мы переехали в Киев. Давай к нам, поможем снимать квартиру». Так мы с детьми оказались в столице. Тогда же Штаб Ахметова организовал для Вики операцию по устранению косоглазия в «Охматдете», взяв на себя все расходы.
Казалось, жизнь наладилась: мы сняли жилье, я снова начала работать. Но у детей начались проблемы в школе. Дарина и Толик ходили в один класс. Почему-то учительница невзлюбила моих детей, начала унижать их перед другими учениками. Дошло до того, что однажды, когда я собирала Толика и Дарину в школу, дочка упала на колени: «Мамочка, умоляю: не отводи нас туда!» Я испугалась: Дарина ведь не истеричка, и, если она так реагирует на конфликт в школе, значит, это серьезно. Я снова позвонила в Штаб Ахметова, и он предоставил нам кризисного психолога.
Специалист начала работать с детьми по очереди, ведь у каждого свои страхи. Например, недавно я хотела отправить Толика в детский лагерь, а он испугался: «А ты потом заберешь меня оттуда?» Я достала Толино свидетельство о рождении: «Смотри: ты носишь мою фамилию. В графе «мать» указано мое имя. Ты мой сын, понимаешь? Я никогда тебя не брошу»… Потом выяснилось, что, вовремя обратившись к психологу, мы предотвратили суицид. Школьная учительница так извела Дарину, что дочка хотела наложить на себя руки… Спасибо Ринату Ахметову за то, что создал свой Штаб. Есть такая фраза: «Если страдает один человек — это трагедия. А если страдают миллионы — это статистика». Для сотрудников Штаба Ахметова мы — переселенцы, сироты, инвалиды — не статистика. У этих людей большие сердца, и они пропускают нашу боль через себя.
Когда вся семья собралась за накрытым столом, Дарина вслух обратилась к Богу: «Сделай так, чтобы война закончилась. Пусть не погибают люди и семьи не теряют близких. Пусть придет мир на нашу землю».
‒ Я научила детей верить в Бога и молиться своими словами, ‒ объяснила Алена, когда ребята ушли в детскую комнату. ‒ Однажды Вика спросила: «Мама, у тебя молоток есть? Ты не будешь меня им бить, как это делал папа?» У моих детей в душе много боли. На мой взгляд, вера ‒ один из методов душевной реабилитации. Вера делает детей добрее, учит помогать другим. Мы часто делимся продуктами с другими переселенцами. Узнав, что на Пасху волонтеры едут в школы и детсады «серой зоны», Дарина пожертвовала подаренные ей на день рождения деньги ‒ на них деткам накупили конфет. «Так бы я купила себе подарок и радовалась одна, ‒ сказала дочка. ‒ А теперь подарки получат много детей. И радости будет больше».
К слову, мои дети выпросили у Бога… папу. Однажды они спросили меня: «Что нужно сделать, чтобы у нас появился папа? Только такой же хороший, как ты». «Молитесь, ‒ говорю. ‒ Иногда Господь творит чудеса». Два месяца Дарина, Толик и Вика по-детски искренне просили Бога послать им папу. И чудо случилось. Я, одинокая мать-переселенка с тремя детьми, встретила прекрасного мужчину. Для меня было очень важно, как Руслана воспримут дети. А они с первых дней стали называть его «папой». Хотя у него нет родных деток, он удивительно быстро поладил с моими детьми. Когда Руслан приходит к нам в гости, дети наваливаются на него с радостными криками: «Валим мамонта!» А он лежит, счастливый, на диване и прижимает ребят к себе…
Недавно Руслан сделал мне предложение. Но перед этим попросил моей руки не у родителей, а у детей: «Вы позволите мне жениться на вашей маме и стать вам папой?» Вот у ребят радости было! Мы с Русланом хотим создать детский дом семейного типа и, если на то Божья воля, родить ребенка. Кстати, Руслан тоже из Донбасса, но судьба свела нас в Киеве. Если бы не война, мы бы не встретились…
Пока мы беседовали с Аленой, мой взгляд часто задерживался на мониторе ноутбука, оставленного детьми на краю кухонного стола. Надпись на весь экран: «Когда Бог стирает что-то из нашей жизни, это значит, скоро Он напишет что-то новое и более светлое». Воистину.
