Вывозить нельзя оставить. Война, которая разделила семьи
За линией фронта остались десятки интернатов, детских домов, приютов. По данным волонтеров, сейчас в них живут около 6 тысяч детей. Доходят ли до них продукты и медикаменты? Можно ли вывезти детей за линию огня? И почему вытащить пленных военных легче, чем воссоединить украинскую семью? В этих вопросах решил разобраться «Репортер».
— Заберите, заберите меня отсюда! Когда меня увезут из этого приюта? Вы и в прошлый раз говорили, что скоро! Когда меня увезут отсюда? Завтра? — мальчишка едва сдерживает слезы, его худенькая рука что есть силы сжимает старый потертый телефон, не свой — воспитательницы приюта.
В ответ ласковый женский голос:
— Сережа, как же тебе, восьмилетнему, объяснить про все эти проклятые блокпосты и пропуска, про бюрократию и восстановление документов. Мы уже сколько месяцев бьемся-бьемся, чтобы вывезти тебя из-под Донецка.
И снова как мантра:
— Заберите меня отсюда, пожалуйста. Мне здесь очень плохо. Вы же не бросите меня здесь?
Недолгий разговор с близкими заканчивается. Сережа отдает телефон и, опустив голову, идет на игровую площадку. Навстречу — компания сверстников.
— Серый, побежали обедать.
— Не хочу.
Мальчик садится на карусель. В его голове по кругу носятся одни и те же мысли, одни и те же надежды. Ему хочется верить, что через день, через два за ним приедут самые близкие и родные ему люди: сестры Катя и Лена, брат Максим.
Но между ними как пропасть — линия фронта. Сережа живет в Харцызском приюте, его сестры и брат — в детском доме семейного типа в Запорожье.
РОКОВАЯ БОЛЕЗНЬ
Их папа умер несколько лет назад, мамы не стало весной прошлого года.
— Мы познакомились с этой семьей года два назад. Сережа тогда серьезно заболел (ветрянка дала осложнения), и нужны были дорогостоящие лекарства. Его мама, Лена, продала все ценное, что было в доме, но денег все равно не хватало. Она обращалась ко всем, звонила во все благотворительные фонды и в конце концов пришла к нам, — рассказывает Виктория Федотова, руководитель общественной организации «МАРТИН-клуб» и проекта «Життя триває». — Не могу сказать о ней ничего плохого. Они не были маргиналами. Лена была общительной, жизнерадостной женщиной. Она редко к нам обращалась, пыталась самостоятельно прокормить, обеспечить свое семейство, но зарплаты в 3 тысячи грн едва хватало на четверых детей.
Затем серьезно заболела сама мама. Весной прошлого года ее не стало.
Об истории услышали несколько детских домов семейного типа, предложили забрать детей к себе. Ребята были не против, казалось, еще немного — и они покинут казенные стены.
— Но в тот момент обстановка начала накаляться. Потенциальные приемные родители решили уехать подальше от Донецка. А Катя… Катя не захотела расставаться с бабушкой и друзьями. В итоге старшие дети попали в Харцызский приют, а Сережу увезли в больницу — врачи подозревали, что мальчик заболел туберкулезом, — продолжает Федотова. Эта разлука и стала роковой.
34 И 4
Пока Сережу обследовали, его сестер и братьев вместе с другими детьми из приюта вывезли в соседнюю Запорожскую область. Переезд давался учреждениям, волонтерам, благотворительным фондам дорогой ценой.
— Чего только мы ни пережили прошлым летом. Водители автобусов стояли под прицелами автоматов, малышей то усаживали в салон, то просили выйти. Нас разворачивали у блокпостов «ополченцев». Переговоры длились долгие-долгие часы. Были случаи, когда сирот увозили в РФ, а потом возвращали назад, — вспоминает Анжела Сурмава, координатор мобильных групп волонтеров Гуманитарного штаба Рината Ахметова.
— Мы везли детей из санатория для больных туберкулезом. Нас остановили боевики. У нас были заявления родителей с просьбой вывезти ребят, но они не были нотариально заверены. Начались разговоры: «Для нас нет такого государства — Украина. Не дадим детей на органы вывезти». Главврача фактически арестовали, с ее подопечными круглосуточно находились люди с оружием, чтобы малыши не смогли выехать во второй раз, — рассказывает Аксана Филипишина, представитель омбудсмена Украины по вопросам соблюдения прав детей, недискриминации и гендерного равенства.
Юных харцызят смогли вывезти в Запорожье, в областной центр социально-психологической реабилитации детей. Даже спустя год Ольга Кучер, директор этого учреждения, не хочет рассказывать подробности той операции «Эвакуация». Возможно, чтобы не навредить тем, кто полуофициально увозил сирот подальше от обстрелов.
— Их собирались везти в Россию, но нашлись добрые люди, которые развернули автобус в другую сторону, — говорит Ольга Николаевна. — Я никогда не забуду приезд детей из Харцызска, как они бежали в столовую с криками: «Давайте быстрей кушать, пока бомбить не начали!» Потом сбились в группы, с тревогой смотрели по сторонам, а в ответ на наши недоуменные расспросы признались: «Нам говорили, что приедут бандеровцы, чтобы резать и убивать». Дети вздрагивали от резких звуков, одной девочке до сих пор снятся кошмары. Вот только-только ребенок начал забывать войну и раскрываться.
Вместе с Катей, Максимом и Леночкой в Запорожье вывезли 34 ребенка, сейчас их осталось лишь четверо. За одним приехал родитель, остальных усыновили-удочерили, взяли под опеку семьи из Киева, Тернополя и Запорожья.
ВЕЗЕНИЕ
— Хорошие послушные дети. Их приемным родителям крупно повезло, — говорит Виктория Федотова о наших героях.
— Это ребятам повезло, — парирует Ольга Кучер. — Родители в них души не чают, засыпали их подарками, телефоны купили, велосипед. Я даже их вычитывала за это: «Нельзя так панькаться».
— Больше всех повезло мне! Папа Вова для меня звезды с неба достает! — ставит точку в этом заочном споре Леночка.
С ней, ее сестрой, братом, приемными родителями мы встретились в их доме на окраине Запорожья. Сидим в просторной кухне, семья обедает.
— Вкусный борщ получился, да, сынок? — вполголоса обращается глава семейства Владимир Леонидович к Максиму. Тот довольно кивает головой.
Услышав комплимент, хозяйка расплывается в улыбке.
— Сказали б мне год назад, что у меня будет четверо приемных детей — не поверила бы. Мы ничего такого не планировали, ни о чем таком и не думали, — признается Инна Роговенко. — У мужа есть дочка от первого брака, у нас четверо внуков, но со своими детьми не сложилось. И вот как-то приходит Вова со смены (он подрабатывает ночным дежурным в приюте) и говорит: «К нам такая девочка из Донбасса приехала! Такая она милая, такая общительная, такая жизнерадостная! Давай ее удочерим?» Потом выяснилось, что у Леночки есть еще сестра и братья. Подумали и решили, что создадим ДДСТ. Когда в нашем доме появились дети, он ожил, наполнился радостью, смехом, надеждами. Нам бы теперь только Сережу к себе забрать.
ВЫВОЗА НЕТ?
— Я вижу, что Катя иногда на меня обижается. Ей кажется, что мы ничего не делаем, чтобы Сережу забрать. А мы уже все телефоны оборвали, звоним постоянно и в наши соцслужбы, и в Харцызск. На словах все готовы помочь воссоединить детей, а на деле переливаем из пустого в порожнее. Знаешь, иногда такая безнадега накатывает, такая тоска, что хочется выйти на улицу и на луну выть, — признается Инна.
В чем же заминка? Почему так тяжело забрать мальчика из приюта, привезти его в Запорожье? И только ли Сереже тяжело?
История Сережи — одна из многих. По оценкам волонтеров, на неподконтрольной территории осталось несколько тысяч сирот, детей, лишенных родительской опеки. Среди них есть и тяжелобольные. На той стороне крайне трудно обеспечить их всем необходимым.
— Ситуация очень сложная. Вести с Донецком переговоры мы не можем. Остается только надеяться на то, что у людей проснется совесть и они поймут, что детям лучше в одной семье, что у нас безопасней, — рассказывает Ольга Сергеева, замначальника службы по делам детей в Запорожской области.
Юристы подтверждают, что прямой диалог «приют — приют» невозможен:
— Любое сотрудничество с властями ДНР/ЛНР является нарушением нашего законодательства. А вывоз детей без контактов с разного рода руководителями невозможен, — поясняет Екатерина Бороздина, директор департамента экспертизы, мониторинга и законотворческой деятельности международного правозащитного центра «Ла Страда».
Ничем нас не порадовал и министр соцполитики Павел Розенко.
— Ситуация критичная. Переговоры по таким вопросам с ДНР-овцами не дали никаких результатов. Решение проблемы возможно только в одном случае: на неподконтрольной территории начнут действовать украинские законы, — считает министр.
— Проблема вывоза детей зависла в воздухе. И хочу сказать, что тема защиты прав детей за прошедшие полтора года ни разу не стояла на повестке дня правительства, — говорит Аксана Филипишина. — Мы неоднократно настаивали на том, чтобы ей уделили должное внимание. Было письмо омбудсмена Валерии Лутковской с требованием вынести этот вопрос на заседание правительства. На нем была личная резолюция премьер-министра: «Да, считаю необходимым рассмотреть вопрос защиты прав детей». Но, к сожалению, проблема должного внимания так и не получила.
— Государство должно принять решение о том, что оно хочет и будет вывозить оттуда детей. Такого решения пока нет. В этом и есть проблема. Если бы стояла четкая задача «надо» — собрались бы светлые головы, придумали какой-то механизм, — дополняет Екатерина Бороздина.
Заметим, что омбудсменом долгое время велись переговоры о передаче заключенных, оставшихся на неподконтрольной территории. В итоге этим летом линию разграничения пресекло сначала девять, а затем 20 человек.
И правозащитники не теряют надежды на то, что со временем решится и проблема сирот.
«БЕЗ КОМАНДЫ СВЕРХУ РЕБЕНКА НЕ ОТДАДУТ»
Пока роль переговорщиков взяли на себя волонтеры.
— В начале этого года мы попытались вывезти воспитанников психоневрологических интернатов. Сначала две недели потратили на разговоры с нашим Минсоцполитики — хотели узнать, где будут размещены люди, которых мы планировали привезти, сколько есть мест для этого. Отвечали очень туманно. В результате дали список заведений, где якобы были свободные места. Решили проверить эту информацию, и оказалось, что в Харьковской области на самом деле не 40 свободных коек, а шесть, в соседней области не 30, а три. В итоге 150 обещанных мест превратились в 50, — рассказывает волонтер Евгений Каплин. — Потом чиновники нас заверили: «Вы только вывезите, мы дадим команду губернатору Луганской области, он подгонит скорые к линии разграничения». Вышли на Луганскую ОГА, там говорят: «Машин нет. Можем предложить только одну, и то только в Стробельске (а это еще дополнительные 70 км дороги) и только если нам дадут денег на бензин». Затем мы долго вели переговоры с ЛНР, но они не увенчались успехом.
Переговоры по Сереже вела Дарья Касьянова, руководитель программ и проектов в благотворительном фонде Рината Ахметова.
— Я разговаривала с Харцызском. Само учреждение было вроде не против воссоединения семьи. Но они не отдавали ребенка без команды сверху, — говорит Дарья.
О позиции верхушки ДНР и ЛНР нам рассказали в офисе омбудсмена Украины.
— У нас есть письменное распоряжение людей, которые называют себя властью, о том, что детей-сирот можно выво-зить или в Россию, или никуда. Подписаны такие бумаги в одном случае «лидером» ДНР, в другом «министром образования» ЛНР, — говорит Аксана Филипишина.
Мы созвонились с «детским омбудсменом» ДНР Яной Чепиковой. Ситуацию с тяжелобольными детьми она комментировать отказалась, затем обвинила Киев в незаконном вывозе детей.
— Детей надо возвращать туда, где их корни, где живут их родственники. И я бы не сказала, что они живут сейчас в более безопасных городах. И замечу, многие семьи разорваны из-за пропускного режима.
По данным фонда Рината Ахметова, в мае в интернатах Украины числилось 350 детей из зоны АТО. Сложности с пересечением линии разграничения приводят к тому, что практически весь учебный год они живут, не видя родителей.
А, по мнению волонтеров, пропускной режим превращает их работу в сущий ад.
— Я уже по уши сыт разговорами чиновников: «Да-да, это наши дети, надо им помогать». На самом деле никому они не нужны — ни тут, ни там. Чтобы провезти гуманитарную помощь, надо 15 раз пробежаться по всем инстанциям, — возмущается волонтер Евгений Струков. — И даже когда у тебя все документы на руках — не факт, что ты доедешь. По разным причинам: начиная с обстрелов и заканчивая хамством на блокпостах. Сколько раз такой диалог был: «Не х…й сепаров кормить» — «Там дети!» — «Разворачивайся!»
Еще один волонтер, Сергей из Брянки, пожаловался, что на линии соприкосновения уже четыре месяца стоит фура с инвалидными колясками, грузом для интернатов.
ТОНКИЙ ВОПРОС
Информация волонтеров о том, в каких условиях живут дети, противоречива. Кто-то говорит о катастрофе, о том, что детей нужно спасать, кто-то считает, что ситуация стабилизировалась.
— Украина неоднократно пыталась предоставить гуманитарную помощь интернатам, в частности поставить медикаменты, но это удалось только один раз за год, — сообщил Павел Розенко. — С нами не говорят. Единственное, что мы можем сейчас сделать, — предоставить международным благотворительным организациям информацию о том, где находятся объекты социальной инфраструктуры.
— Мы постоянно мониторим ситуацию, и хочу сказать, что катастрофы нет, — говорит Дарья Касьянова. — Многие учреждения находятся далеко от передовой. Там, слава богу, спокойно. Руководители побираются, просят на еду, и им не отказывают. Медикаменты также попадают к детям. Поэтому нет однозначного ответа на вопрос «Нужно ли вывозить заведения?» Это вопрос тонкий. Дети должны оставаться там, где их родственники, где есть шанс сохранить семью.
В разговоре с нами волонтеры часто говорили, что порой тяжелее живется не сиротам, а «семейным» детям, и не только на неподконтрольной, а и на нашей прифронтовой территории.
— Есть несколько историй, которые я не смогу забыть никогда, они мне по ночам снятся. Свидетелем одной из них я был в Красногоровке, этот поселок находится недалеко от Донецка, на нашей территории. Там нет газа, воды. Электричество то появляется, то исчезает. Там одна большая свалка, мусор ведь не вывозится. От помойки к помойке бегают огромные крысы, — рассказывает Евгений Каплин. — И вот мы привозим туда гуманитарную помощь, и к нам выходят 20 семей с детьми. Одна семья меня особенно потрясла. Женщина живет с тремя братьями-алкоголиками. У них в общей сложности 11 детей. Живут в одной комнате, вторая разрушена обстрелом. Вместо игрушек для детей — разорвавшиеся и неразорвавшиеся снаряды, пустые бутылки. Рассказали об этом соцслужбам в Курахово. В ответ: «Да, мы их знаем». — «Так делайте что-то». — «Мы не имеем возможности туда приехать. Там стреляют».
Нам много рассказывали об ужасах войны, о том, как она калечит детские души.
— Я не знаю, правда это или слухи, но говорят, что под Первомайском собралась банда из детей-сирот, где самому старшему было 12. Они нашли автоматы, начали отстреливать всех военных. Всех подряд, не важно — ВСУ или сепаратисты. Для них любой человек с оружием был врагом. Они их боялись — и со страху лупили по ним, — рассказывает волонтер Андрей Васильев. — Дети по-другому воспринимают мир. И только от нас зависит то, какими они вырастут. Только мы можем уберечь их, дать им мирное будущее.
ИСТОЧНИК
