«Ваша помощь была нужна и будет нужна всегда», – эндоваскулярный детский хирург
В Украине на проблемы с сердцем с каждым годом жалуются все больше людей: экология, стрессы, неправильное питание — все это может подтолкнуть к страшному диагнозу. В интервью "Сегодня" кардиохирург Андрей Максименко рассказал о своей работе и о том, как украинские пациенты находят средства на дорогостоящие операции.
– Андрей Витальевич, какова специфика вашей работы в Центре детской кардиологии и кардиохирургии?
– Я – эндоваскулярный детский хирург. Провожу операции без разрезов при врожденных пороках сердца у детей. Без разрезов, потому что для того, чтобы добраться инструментами до сердца, мы используем сосуды ноги. При таких операциях нет разреза грудной клетки, поэтому и называется – малоинвазивная хирургия с минимальным вмешательством в организм. Через сосуды мы заходим специальными инструментами – катетерами в сердце ребенка и устраняем его врожденные проблемы.
– Насколько такие операции сложны, травматичны?
– Преимущество наших операций перед классическими хирургическими операциями с разрезом – в том, что нет глубокого наркоза, нет искусственного кровообращения, дети легче переносят эту операцию, фактически отсутствует период реабилитации. Уже на следующий день после операции ребенок может вести полноценный образ жизни. Конечно, если нет никаких сопутствующих проблем.
– Каким был ваш самый маленький пациент?
– Это был новорожденный недоношенный ребенок весом около 1200 граммов. Сразу после рождения ему была сделана операция на сердце. Выхаживали его уже в специальной клинике для таких детей, потом его выписали домой. Такие случаи не редкость. Недавно тоже был ребенок с таким же весом, но ему мы уже делали баллонную пластику аортального клапана, потом перевязали Боталлов проток в сердце – было сложнее.
– А какие основные сложности подстерегают врачей во время проведения операции по установке окклюдера у детей?
– Ключевой момент – это правильная оценка дефекта перегородки и правильный подбор пациентов, потому что не всем пациентам можно этот дефект закрыть. К тому же не всегда легко сказать до операции, особенно при сложных вариантах дефектов, – можно ли этот дефект закрыть окклюдером или нет? Иногда решение принимается чуть ли не во время операции. Но если дефект закрывается окклюдером, то обычно серьезных проблем у пациентов не возникает. Вероятность осложнений у детей при таких операциях (я имею в виду те осложнения, которые угрожают жизни ребенка и требуют дополнительных операций) не превышает 2,5–3%. Подчеркиваю – это риск осложнений, а не летальности! Риск летальности меньше 0,5%. При правильном подборе пациентов риск проблем, связанных с имплантацией, очень невысок.
– Вы контролируете состояние детей до и после операции?
– Конечно, всегда оцениваю состояние ребенка до и после операции, общаюсь с ними. Потом они приезжают на контроль и я наблюдаю их при повторных визитах – через один месяц, через три месяца и через полгода. Мы перепроверяем положение окклюдера, смотрим, все ли там в порядке после имплантации.
– Были ли в вашей практике операции или дети, которые наиболее вам запомнились?
– В памяти остались дети с очень тяжелыми сопутствующими патологиями. Помню 7-летнюю девочку с тяжелой дыхательной недостаточностью, у которой был к тому же сколиоз. Ребенку было банально трудно ходить и дышать, а дефект межпредсердной перегородки усугублял ее состояние. Стало ясно, что хирургическую операцию с разрезом делать такой девочке с деформированной грудной клеткой нельзя. Мы смогли закрыть ее дефект межпредсердной перегородки эндоваскулярно. Ей стало значительно легче, и врачи уже планируют операцию по коррекции деформации позвоночника. До этого хирурги боялись проводить такую серьезную операцию, связанную с риском, кровопотерей, с травмой при наличии порока сердца.
– Известно ли вам, где пациенты находят средства на проведение таких дорогостоящих операций?
– На сегодняшний день примерно 30% наших пациентов имеют возможность закрыть дефект межпредсердных перегородок за счет государства. В 2017 году финансирование было лучше, чем в прошлые годы. Дети, особенно те, у кого есть какие-то социальные проблемы — например, они из детских домов, ВИЧ-инфицированы или имеют тяжелые сопутствующие патологии и другое – могут получить бесплатные окклюдеры. Но не всегда выделенных государством средств хватает. Остальных детей мы направляем в разные фонды, с которыми мы сотрудничаем и которым доверяем, – в том числе и Фонд Рината Ахметова. Еще четыре-пять лет назад родители 90% детей, которые нуждались в имплантации окклюдера, должны были покупать их за свой счет.
– Когда началось ваше сотрудничество с Гуманитарным штабом Ахметова?
– Сотрудничество длится достаточно давно, а непосредственно адресная помощь – с момента начала антитеррористической операции на Донбассе, когда у нас появились люди с неконтролируемых украинской властью регионов. То есть с 2014 года. Благодаря Фонду Рината Ахметова мы оперируем в год около 5–6 детей-переселенцев из зоны АТО в возрасте от 0 до 18 лет.
– Как вы можете оценить вклад Гумштаба в медицинскую отрасль Украины?
– Я не могу говорить о всей медицинской отрасли, но в части кардиохирургии Фонд оказывает достаточно существенную помощь детям. Скажем так: недостатки нашей медицинской системы компенсируются за счет доброй воли основателя Фонда. Безусловно, помощь Фонда Рината Ахметова была нужна и будет нужна всегда. Потому что всегда будут какие-то экстренные, неожиданные ситуации, в которых потребуется быстрое выделение средств. Например, на дорогостоящие импланты или механизмы помощи детям с тяжелой патологией. Мы своими глазами видим детей, которые без этой помощи могут просто погибнуть…
