Взгляд «через травму». БЛОГ Алены Лукьянчук, координатора Психологической службы Гуманитарного штаба Рината Ахметова

Последние два года очень часто говорят о психологической травме. Началось это еще с зимних событий два года назад.

О психологической травме совершенно естественно говорить, когда мы переживаем чрезвычайные события, при которых есть угроза жизни.

Болевой порог

Это касается каждого, кто оказывался в ситуации, когда «стоишь перед лицом смерти». Военные события как нельзя точно попадают в раздел тех событий, после которых у человека навсегда в душе останется леденящий ужас непереносимости. Запредельный опыт, который психика не может переработать ‒ это и есть психологическая травма.

Запредельным опыт становится для каждого человека индивидуально. Для кого-то определенные события будут невыносимыми, для другого ‒ иные. Но так или иначе, запредельность там, где очень много интенсивных чувств: боли, страха, стыда, злости, ярости, ужаса. Все вместе и одновременно эти чувства превышают допустимый болевой порог, который опять-таки индивидуален. Как физический порог боли, так и психический порог боли имеют свое «окно» допустимого. Кто-то в состоянии перемещаться с переломом ноги придерживаясь о стену, у другого простой порез на руке вызывает ужас и слезы от истинной физической боли. Так и с психикой. Превышая болевой порог, волна чувств становится запредельной. Психика не в состоянии с ней справиться. Обычно то, что не может быть переработано или пережито, отдиссоциируется в отдельный «темный кусок», и тогда человек начинает жить через травму, тщательно обходя этот «кусок» с соответствующим опытом, сам того не понимая.

А как же наши бабушки и дедушки, спросите вы. Они пережили войну, становление страны из руин, голод, холод и неопределенность.

А как же жили люди много веков назад в состоянии постоянных войн и угрозы жизни?

Вот так и жили. Только несколько веков назад их жизнь была на два десятка лет короче. Именно потому, что хронический стресс менял весь образ жизни, это, во-первых. А во-вторых, потому что люди тогда скорее выживали, чем жили. Наша психика устроена так, что чем свободнее и гибче она функционирует, тем более полноценно мы живем. Когда все мысли только о том, что завтра тебе покушать и где спрятаться, чтобы выжить, то думать о прочих аспектах жизни, таких как развиваться, любить, наслаждаться увлечением, практически невозможно. И наши бабушки, и дедушки не исключение. Многие без особого выбора начинали отношения из-за страха одиночества, чтобы никогда больше не оставаться одиноким и беззащитным. Многие бежали от отношений навсегда после надломов души во время насилия, которое сплошь и рядом является соседом войны. Многие до сих пор запасаются едой и иногда тайком жуют хлеб, потому как только хлеб дает вкус пищи, только он напоминает о том, что ты живой, так как был единственным в свое время, что помогало выжить и наполнить желудок.

Все они жили и живут через травму. Хорошо или плохо ‒ это другой вопрос. Возможно, кто-то жил бы по-другому, если бы чувствовал в себе силы остаться на какое-то время в одиночестве, без леденящего кровь детского ужаса, когда пришлось несколько дней сидеть самому в доме, пока его не нашли, такого маленького и беззащитного. С тех пор этот кто-то всегда старается быть не один, чтобы не погружаться в тот запредельный ужас. Возможно, его жизнь сложилась бы по-другому, наверное, даже счастливее.

Кто-то, возможно, стал бы художником или поэтом, если бы не пришлось работать с 12 лет, чтобы прокормить младших братьев, а затем уже просто по привычке, потому что страх голода всегда гнал и заставлял делать запасы.

Кто-то… Сколько таких кого-то.

Много, вся страна…

Шрамы души

Война и голод ‒ это, к сожалению, только начало. Дальше люди с «отщепленными кусками души» так же растили своих детей, показывая им, что главное в жизни ‒ это стабильность и безопасность. Это так и было для них. Это их правда, которая как проглоченный кусок навсегда поселялась в опыте детей, которые уже не такими дикими глазами смотрели на мир, но с настороженностью поглядывали на него из-за угла, сами не понимая почему. Так же меняя свою жизнь под отражением травмы предков. И так этот запредельный ужас шагает из поколения в поколение, немного уменьшаясь в своем объеме, но влияя на каждого, кто с ним соприкасается. Это хорошо видно в семейной истории почти каждого из нас.

Часто психологи говорят между собой «он поранился» в этих отношениях. По сути имея в виду ту же психологическую травму, но в чуть меньшем объеме, чем тот запредельный опыт выживания, который описан выше. Ведь в отношениях также может быть запредельный опыт: сильное доверие, которое закончилось предательством, большая любовь, которая закончилась смертью одного из партнеров. И потом встреча с одним из таких людей или, еще сложнее, двух таких людей ‒ это всегда взгляд друг на друга через боль, которая останавливает, словно удар током, а также через близость и доверие, потому что каждый помнит ту самую боль, которая была ранее. И если она не до конца пережита, всегда будет останавливать человека как электрический разряд. Поскольку при входе в комнату с названием «доверие» сзади будет возникать тень предательства прошлого или боль утраты. И отношения таких людей подобны отношениям слепого и глухого, каждый с призмой своего опыта и со своим «охранником» внутри, который тщательно следит, чтобы предыдущий опыт более не повторился, только вот метод выбирает не тот: он напрочь отсекает возможность погрузиться в чувства, которые могут привести к повторению опыта, а значит и возвращению всего того, что уже было.

Мы все травмированы, так или иначе. Характер - это набор шрамов. Я стала такой сильной не благодаря занятиям гимнастикой и удовольствию от каждодневных подъемов в 5 утра, к примеру, а вопреки физической боли и усталости, которые приходилось терпеть.

Характер ‒ это набор шрамов. Хорошо, если бы они были не тотальны. Чтобы при прикосновении рукой тебя всего не пронзало, словно током, так как шрам сплошной, глубокий и еще иногда кровоточит. Именно кровоточит, а не ноет. Потому как зажившие шрамы становятся характером, а кровоточащие ‒ все еще травма.

Пережить и отпустить…

Взгляд через травму ‒ всегда осторожный. Жизнь через травму ‒ всегда как рядом с сетью напряжением в 220 вольт. Здесь есть и боль, и ужас, и несвобода. И чем больше мы этого избегаем, тем дольше это будет с нами. Жизнь через травму меняет саму дорогу жизни. Девочка, голодавшая в детстве, в 20 лет яростно делала карьеру, забыв о себе, детях, друзьях. Она жила на работе, и как Скрудж МакДак считала деньги, даже не сильно отдавая себе отчет, зачем они ей. Принцип «они есть, значит безопасно» ‒ как отголосок леденящего детского ужаса. Большие детские глаза, полные ужаса. Их взгляд всегда чвствуется за спиной...

Совсем недавно на экраны вышел сериал «Метод», а еще до него американский сериал «Декстер». В них очень наглядно показано, как запредельный опыт изменил главных героев. Психиатр рассказывает молодому Медлину, которого играет Константин Хабенский, что его психика закрыла одну дверь и открыла вторую. А Декстер говорит о себе, что ничего не чувствует, и только убив кого-то, ощущает себя живым. Хорошее описание психопатологии, которая появилась в результате запредельного опыта жизни. Душа стала мертвой, спрятавшись глубоко, чувств нет. Но ощущение себя живым, как потребность, дана каждому человеку.

Наши предки жили через травму. Они ее не проживали, а раны остались кровоточить во многих семьях, где травма передается и по сегодняшний день. И мы живем через травму. Каждый со своей ношей.

Конечно, травма должна быть прожита, а это значит ‒ оплакана, выстрадана и отпущена. И, конечно, есть опыт, который навсегда останется запредельным. И каждый должен о нем хотя бы просто знать…

ИСТОЧНИК