Незрячая жительница Донецка: «Почти все соседи уехали, и теперь водить меня в подвал стало некому» — СМИ
Те, кто остался на оккупированной территории, лишены и пенсий, и соцопеки, и возможности самостоятельно укрыться от бомбежек.
Сколько незрячих проживает в зоне активных боевых действий, не знает никто. Жизнь инвалидов по зрению и на мирной территории тяжелая. Зачастую они живут на мизерную пенсию, одиноким справляться с бытовыми трудностями помогают социальные работники. Однако те, кто остался на оккупированной территории, лишены и пенсий, и социальной опеки, и возможности самостоятельно укрыться от бомбежек.
«Ракеты различаю по звуку. „Град“ гудит, а „Ураган“ шелестит, будто убирают осеннюю листву»
— Проблемы со зрением начались, когда неожиданно скончалась моя мама, — рассказывает 55-летняя Ольга Кобелева. — Мне было 17 лет, и я пережила сильнейшее нервное потрясение. Как объяснили врачи, стресс ударил по зрению. Мне сразу дали III группу инвалидности. Через пару лет перевели на I группу. Потом умерла бабушка, я осталась совсем одна. В нашей семье не было принято ждать помощи со стороны или просить о милости. Несмотря на плохое зрение, я с отличием окончила медицинское училище, работала медсестрой в больнице. Десять лет назад у меня совсем пропала острота зрения. Вот так я и стала глубоким инвалидом.
Незрячие люди обладают повышенной остротой слуха и тактильных ощущений, а еще мы хорошо чувствуем людей. Например, я не вижу, но физически ощущаю, если кто-то плачет или просто расстроен. Это своего рода компенсация за отсутствие зрения. Я научилась на ощупь мыть посуду, стирать, поддерживать порядок в доме, даже готовить. Конечно, это получается не так ловко, как если бы я могла видеть, но все же обхожусь без посторонней помощи. Скажу вам больше: могу даже укол в вену сделать. У соседки проблемы с давлением, и, когда нужно ставить укол, она бежит ко мне. Я все-таки четверть века медсестрой проработала.
Не знаю, кто и за что наказал нас этой войной. Теперь люди боятся обычных раскатов грома. Вчера в городе прошел дождь, перед этим начало греметь. Сначала позвонила одна подруга, за ней другая: «Оль, ты там как? Это обстрел или гром?» Чтобы выжить здесь, нужны крепкие нервы. На Петровке убило четырехлетнего внука моей приятельницы. Малыш играл на детской площадке, его разорвало на кусочки. После этого мама ребенка попала в психиатрическую клинику, а его бабушка, моя приятельница, лежит в неврологии. Местные больницы переполнены и ранеными, и теми, кого война надломила морально.
Когда свистят снаряды, прошу Всевышнего: «Только не в наш дом! Только бы не попало!» Я уже по звуку в воздухе различаю, чем нас обстреливают. Ракеты «Града» громко гудят, снаряды «Урагана» шелестят, как будто убирают осеннюю листву. А ракета «Смерча» гудит и шелестит одновременно. Недавно услышала совершенно новый звук. После него загрохотало так, что наш дом подпрыгнул и опустился, стены задрожали. Я подумала: ну все, сейчас завалит обломками. Но, как ни странно, дом уцелел. Потом знакомые рассказали, что наш район обстреляли из ракетного комплекса «Точка У». В частном секторе снесло шесть домов, разрушило школу, погибли люди. Говорят, у этой ракеты радиус действия — несколько десятков километров.
«До войны сама гуляла по городу, а теперь за хлебом не могу сходить — повсюду ямы от снарядов»
— Раньше, когда начинался обстрел, за мной прибегала соседка с пятого этажа и забирала в бомбоубежище, — продолжает Ольга Борисовна. — В нашем доме подвала нет, нужно бежать в соседнюю многоэтажку. Сама я туда не спущусь: ступеньки крутые. Соседка водила за руку: «Оля, внимание, здесь ступенька. Тут порожек, не зацепись. Щупай ногой — это площадка». А теперь почти все соседи уехали, и водить меня в подвал стало некому.
Чтобы не было так страшно, подруга подарила мне попугая. Принесла вместе с клеткой и упаковкой птичьего корма. Мы с Кешей — маленькая семья. Очень толковый попугай, все понимает. Жаль, что разговаривать не хочет, хотя себя нахваливает: «Кеша хороший». С одной стороны, с ним я чувствую себя гораздо увереннее. Но, с другой, во время бомбежек переживаю за Кешу больше, чем за себя. Только начинает бахать, попугай летит ко мне, садится на ладони — и я мчусь с ним в ванную или в прихожую — под бетонное перекрытие дверного проема. Зажимаю Кешу в кулаке, как бы защищая от всего, а его сердечко бьется сильно-сильно…
Держу Кешину клетку открытой, чтобы птица в любой момент могла прилететь ко мне и спрятаться в ладонях. Каким-то образом попугай предчувствует обстрелы. Если Кеша вылетает из клетки и начинает метаться с криками по комнате, я точно знаю: сейчас начнется «музыка». Так попугай ведет себя только в случае обстрелов нашего района. А если стреляют где-то вдалеке, молча сидит на своей жердочке. Трогаю, а он весь нахохлился. «Что, Кеша, страшно? — говорю. — Мне тоже страшно. Но мы будем держаться».
Вы не представляете, какой красивый Донецк был до войны. Площадь Ленина, парк Щербакова, бульвар Пушкина… Все это разрушено. Раньше я сама гуляла по городу: знала на ощупь каждую аллею. А теперь не могу даже за хлебом сходить — везде ямы от снарядов. Да и страшно: вдруг убьет осколком? Я ведь не вижу, куда бежать, где прятаться. С грустью вспоминаю то время, когда мы жили в мирной Украине. Можно было спокойно, без страха ходить по улицам.
— Вам есть на что купить хлеб?
— С апреля власти «ДНР» начали выплачивать пенсии. В Украине я получала 1104 гривни. Эту же сумму теперь выдают в российских рублях. Только и цены у нас выросли. Литр молока в пересчете стоит 15 гривен, бутылка подсолнечного масла — 39. Самый дешевый хлеб можно купить за пять с половиной гривен, но его разметают еще утром. С такой пенсией я не позволяю себе ни молока, ни мяса, ни колбасы. До войны раз в месяц покупала 200 граммов карамелек, а сейчас могу об этом только мечтать. Высокие цены объясняют тем, что Украина прекратила поставки продуктов, а транспортировка из России обходится очень дорого.
У меня давно нет ни мыла, ни стирального порошка. Посуду мою сухой горчицей, белье стираю содой. Если буду покупать моющие средства, то останусь без обезболивающих лекарств. А без них я не смогу. Болезнь глаз вызывает ужасную головную боль и головокружения. У меня часто случаются приступы. Тогда я глотаю спазмолитики и колю себе внутримышечно дексалгин или баралгин. Раньше меня наблюдала прекрасный доктор, раз в год я проходила курс лечения хорошими сосудистыми препаратами, и это очень облегчало мои муки. Но сейчас врач уехала в Киев, купить лекарства не на что. Потому что лекарства в местных аптеках стоят сумасшедшие деньги.
«Бывали случаи, когда родственники и знакомые обманывали незрячих людей, забирая их продуктовые наборы»
— Как вы выживаете с такими ценами?
— Спасают продукты от Рината Ахметова, — отвечает Ольга Борисовна. — Боже, что я пережила, когда их не было! Летом прошлого года начались обстрелы, мы все сидели без денег. У меня от голода раскалывалась голова. Я не знала, что делать: то ли съесть горбушку батона, то ли выпить больше таблеток и все-таки сберечь последний кусок хлеба. Когда он есть, морально легче… Ровно год назад, в середине июля, ситуация была такая, что, казалось, еще день-два и протяну ноги. И тут у меня зазвонил домашний телефон: «Ольга Борисовна? У вас I группа инвалидности по зрению?» Да, говорю, так и есть. «Это из штаба Ахметова, — объясняют. — Мы будем доставлять вам на дом продуктовые наборы».
Как они узнали обо мне? Раньше я состояла на учете в управлении труда и социальной защиты. Думаю, оттуда и передали списки. На следующий день волонтеры притащили мне огромный пакет, а в нем и мука, и крупы, и тушенка! В тот момент у меня не было ни куска хлеба и ни копейки денег. Я сразу сварила кашу и напекла блинчиков — подсолнечное масло тоже принесли.
Ахметов был единственным, кто вспомнил о своих земляках. Я говорю это безо всякой лести. Он сейчас буквально спасает людей от голодной смерти. За счет его помощи я и сама выживаю, и соседей немного подкармливаю. Как-то в дверь позвонили: «Тетя Олечка, я очень кушать хочу». Это пришел шестилетний мальчик из соседнего подъезда. У них многодетная семья, и соседи рассказывали, что детишки плачут от голода. А мне как раз привезли продуктовый набор. Я пошла в кухню и собрала в пакет все, что было: сгущенка, пряники, макароны. Себе оставила только пачку гречневой крупы. Вы знаете, мне легче отдавать, чем принимать. И очень стыдно просить. Сама я, наверное, не смогла бы позвонить на горячую линию штаба и пожаловаться, что умираю от голода.
— Год назад, когда на Донбассе развилась гуманитарная катастрофа, мы попросили территориальные службы социальной помощи предоставить списки инвалидов, — рассказывает координатор направления «Адресная доставка» Гуманитарного штаба Рината Ахметова Анжела Сурмава. — Незрячие люди относятся к особой категории. Они очень уязвимы и нуждаются в повышенном внимании. Поэтому штаб взял их под свою опеку и регулярно обеспечивает продуктовыми наборами.
Были случаи, когда родственники или знакомые незрячих людей, связавшись с волонтерами, изъявили желание сами забирать продуктовые наборы. Однажды абсолютно слепой мужчина позвонил нам на горячую линию и пожаловался: мол, вы обещали помогать, а продуктов нет уже два месяца. Мы проверили информацию о датах выдачи наборов в нашей единой базе. Оказалось, его родственник регулярно забирал посылки. В другом случае выяснилось, что дальние родственники передавали незрячей старушке только крупы, а мясные и рыбные консервы, муку, подсолнечное масло оставляли себе.
Еще был случай, когда соседи инвалидов по зрению откровенно смошенничали. Втайне от незрячего человека взяли его паспорт, принесли документ в один из пунктов штаба и получили продуктовый набор. Когда нам стало известно о таких фактах, было принято решение доставлять продукты всем незрячим людям исключительно своими силами.
Перед тем как принести продукты, обязательно звоним, уточняем: дома ли человек? Сможет ли он открыть дверь, а если нет, как можно попасть в его квартиру? Например, 80-летняя женщина из Донецка обитает в старом доме. Часть постройки рухнула, и входную дверь завалило. Наш социальный работник передает старушке пакеты с продуктами через окно. Она рассказала, как иногда сама выбирается через окно, чтобы немного прогуляться на свежем воздухе.
После каждой доставки волонтеры предоставляют нам фотоотчеты. Кроме того, координаторы штаба звонят незрячим людям и уточняют, получили ли они продуктовый набор, нет ли жалоб. Понимая, что одинокие незрячие люди живут в полной изоляции, наши социальные работники стараются провести с ними больше времени, рассказать новости, просто выслушать. У большинства этих людей слабое здоровье, поэтому штаб обеспечил их специальной аптечкой.