Наталья Емченко: «Нужно слышать друг друга»
"Сегодня" продолжает серию публикаций, приуроченных к годовщине создания Гуманитарного штаба Рината Ахметова. О переломных моментах войны и о борьбе за право спасать людей — разговор с членом набсовета Штаба Рината Ахметова
— Бизнес на Донбассе всегда инвестировал в людей. По-разному — социальные программы, рабочие места... Вы, как директор по связям с общественностью и коммуникациям компании СКМ, скажите — когда и кем было принято решение инвестировать в спасение жизней?
— Такого решения в принципе не было. Просто в мае 2014-го года Фонд Рината Ахметова столкнулся с тем, что его подопечные — детские дома семейного типа, которые находились в Славянске, где шли боевые действия, — попросили, чтобы их увезли. Они не могли уехать сами — у них не было понимания ни как уехать, ни куда ехать, ведь такой детский дом — это всего двое родителей, и очень много детей. Спасение этих семей стало первыми шагами Фонда Ахметова: это был первый наш контакт с войной, с ее результатами и последствиями.
— То есть все получилось фактически само собой. Это выглядело не как совещательное решение, лишь потребность людей?
— Сначала были шаги в рамках программы "Сиротству.нет". Фонд потратил огромное количество усилий, чтобы победить предубеждение в отношении детей-сирот и ввести в украинский дискурс такое понятие, как детские дома семейного типа вместо интерната. И когда подопечные Фонда оказались в эпицентре войны, вопроса "Делать или не делать?" не было. Конечно, нужно было спасать! После того как уехали детские дома семейного типа, к нам обратились интернаты, а после этого — детские отделения больниц, где лежали детки, которых нужно было эвакуировать. Ну а потом это просто превратилось в поток.
— Помимо того, что был нужен значительный человеческий ресурс, я думаю, никто не питает иллюзий, что помощь Рината Ахметова — это еще и большие финансовые затраты. В июле был обнародован финансовый отчет группы компании СКМ: ее убыток составил $1,8 млрд, если я не ошибаюсь. Несмотря на это, акционер весь год выделял и продолжает выделять бюджет на то, чтобы помогать своим землякам. Случайно ли в информационном поле нет той самой цифры — сколько денег было и еще будет потрачено на помощь?
— Нет, неслучайно. Это осознанное решение, и, мне кажется, оно очень правильное. Во-первых, измерять деньгами помощь — это бессмысленно и неправильно. Мне кажется, главные цифры, которые должны звучать — это количество людей, которые попали в беду и не могут о себе позаботиться, людей, которые были ранены и сейчас справляются с последствиями, детей, которые получили психологические травмы войны… Ну хорошо, появятся цифры, в них будет сколько-то нулей. Но о чем они говорят? Разве они говорят о количестве спасенных жизней или о людях, которым еще нужна помощь? Думаю, правильным будет говорить о деньгах, когда закончится война. А она рано или поздно закончится, я в этом убеждена. Это позиция нашего акционера — Рината Ахметова. Недавно на форуме в Славянске, который назывался "Донбасс — это Украина", профессор Киево-Могилянской академии Татьяна Агаркова высказала интересную мысль. Она сказала: "Я отношусь к войне, как к дождю, просто этот дождь — из пуль и "Градов". Как и любой дождь, этот тоже когда-нибудь закончится".
— Но все же, если говорить о деньгах: группа компании СКМ всегда ставила и ставит очень амбициозные цели. Когда пришло понимание, что в приоритете — не зарабатывание денег, а помощь людям? Как вы, придя в огромный коллектив группы компании СКМ, нашли слова, объяснили людям, что теперь главный приоритет — это помощь тем, кто в ней нуждается?
— Год назад жизнь всех людей, кто находился в зоне АТО, поменялась. Все они пропускают через себя эту войну, и наши сотрудники — не исключение. Часто говорят о том, что в стране много равнодушия, что люди прячутся от войны и пытаются сделать вид, что ее нет. Но я могу вам сказать: если попробовать поговорить с каждым человеком, то окажется, что равнодушных очень мало.
— А что чувствовали вы, когда началась война? Ваша семья, как и множество других семей, покинула дом. Что вы чувствовали, когда уезжали из города? Вам было страшно?
— По целому ряду причин мой муж и дети уехали из Донецка еще в апреле, а я достаточно долго оставалась в городе, я моталась между Донецком и другими городами. Мы собирались одним днем, и честно говоря, были уверены, что вернемся буквально через пару дней — наверное, как десятки тысяч и сотни тысяч наших земляков. Я не уезжала навсегда, точно нет, и, честно говоря, я до сих пор отношусь к этому как ко временному переезду. А вот мои родители уехали в октябре — после того, как их дом попал под обстрел и стало понятно, что война совсем близко. Они уезжать не хотели. У моей мамы были очень простые резоны: у меня бизнес, коллектив, как я их оставлю, люди останутся без работы! Что же они будут есть? Как я могу их бросить?
— Очень многие люди так и не смогли интегрироваться в новое окружение, и продолжат жить мыслями о возвращении домой. Ваша семья смогла принять новую реальность? Или еще продолжает жить прошлым?
— Все очень скучают по дому. И наш дом — по-прежнему в Донецке. Но мы очень хорошо знаем Украину. Мой муж — из Ивано-Франковской области, и каждое лето мои дети проводят там какое-то количество времени. Так что для них переезд оказался не очень травматичным. Их хорошо приняли на новом месте, у них появились новые друзья. Сложнее всего моим родителям, конечно, — как людям, у которых большая часть жизни позади.
— Прошел уже год кошмара. Давайте сделаем некий возврат в прошлое. Сейчас вы четко знаете, что нужно, кому нужно и в каких количествах. А когда пришло первое понимание, что нужно помогать, иначе будет катастрофа? Была история, которая кардинально изменила сознание?
— Первым переломным моментом был Славянск. То, как мы вывозили людей из Славянска, и в каких обстоятельствах это происходило — совершенная фантасмагория! Волонтеры, которые работали со Штабом, рисковали своей жизнью, многие погибали и пропадали без вести… В тот момент стало понятно, что это — чудовищная война, а мы живем по законам военного времени. Второй момент был, когда мы попали в бомбоубежище, в котором уже несколько месяцев жили около тридцати человек: они просто боялись выйти! Я поняла, что эти люди пережили такое, что уже никогда не позволит жить им как раньше.
— Что в этой реальности для вас стало наибольшим откровением? Вы помните день, когда впервые услышали, что гуманитарную помощь не пускают на блок посте?
— Декабрь 2014 года — 14 декабря, если быть точной, я очень хорошо помню эту дату. Мы впервые столкнулись с тем, что батальоны не пропускали нашу помощь. Нам позвонил координатор, который сопровождал колонну, и сказал, что есть некая "позиция", и вот эта позиция потрясла меня до глубины души: она заключалась в том, что на той территории живут только пособники террористов, мирных людей там не осталось, поэтому никакая помощь им не нужна! Это первый посыл, который показал ужас реальности, в которой люди перестают к другим людям с СОСТРАДАНИЕМ и СОЧУВСТВИЕМ. Снова возвращаюсь к Татьяне Агарковой: в Славянске она сказала, что контроль Украины над территориями, где сейчас военный конфликт — не там, где заканчивается последний блокпост, а там, где живет последний человек, к которому у нас есть сострадание.
Что делает война с обществом? Война обесценивает человеческие жизни. Что происходит с людьми? Они перестают считать жертв. Когда погибает десять человек в мирное время, в результате какого-нибудь несчастного случая — это трагедия для всей страны, и мы переживаем. Когда погибает десять человек каждый день – это уже статистика. В момент, когда люди перестают быть людьми, а превращаются в сводку, становятся статистикой, с обществом происходят страшные изменения.
— У каждого сотрудника была и личная борьба. Есть команда, а есть Наталья Емченко, которая, в первую очередь — женщина. Было ли вам в какой-то момент настолько сложно, что вы были готовы все бросить и стать на позицию мамы троих детей?
— Для меня большая честь и большое счастье попасть в замечательную команду, в которой очень разные люди делают одно дело. В такой команде представить, что могут опуститься руки, почти невозможно! Сначала это была прежде всего команда Фонда Рината Ахметова. Потом мы создали Штаб, и буквально в первые недели к нам присоединился Футбольный клуб и "Донбасс Арена": они сыграли гигантскую роль. Я могу вам сказать, что если бы не футбольный клуб и коллектив ДА, если бы не наши сотрудники из предприятий в городах, в которых мы начали работу, то, наверное, мы бы не смогли проделать такой гигантский труд. А ведь почти четыре миллиона наборов выживания доставлено 800 тысячам людей! Такое стало возможно только благодаря человеческому фактору, неимоверной самоотверженности людей на местах. Фантастическую работу проделывали ремонтники ДТЭКа: они все лето и всю осень под обстрелами, в условиях войны, восстанавливали электричество для того, чтобы у людей дома был свет и тепло. Работники "Укртелекома" восстанавливали связь, а "Трансинвеста" — ремонтировали железнодорожное полотно. К сожалению, война унесла большое количество наших сотрудников — за сто человек. И смерть каждого — это страшная боль.
— Если бы у вас была возможность отмотать время назад, в прошлое, что бы вы изменили?
— Хороший вопрос. Что бы я изменила? Я бы все усилия потратила на то, чтобы научить людей разговаривать и слышать друг друга. К сожалению, в Украине мы очень много говорим монологами, у нас очень мало диалогов. Украина вышла из Советского Союза без военных конфликтов, нам посчастливилось прожить 23 года мирно, без особых катаклизмов. Мы перестали ценить очень простые вещи: мир, возможность быть вместе... Если бы я могла вернуться в прошлое, я бы все время и силы потратила на то, чтобы ввести традицию диалога. Чтобы любые вопросы решались через диалог и разговор на всех уровнях — от бытового до уровня местных элит, лидеров мнений и вплоть до высшего политического уровня.
Специальный репортаж о беде Донбасса и гуманитарной помощи его людям будет показан на канале "Украина" 16 августа, в 19.55
