Между двух огней. Как живут в прифронтовой зоне люди и животные - СМИ
Среди военных сводок с востока совершенно теряется жизнь. Между тем там остались дома, магазины, аптеки, больницы. И люди там как-то живут и даже работают. Об их жизни подготовили статью корреспонденты издания "Фокус". Ниже подаем выдержки из материала.
С моим товарищем я знаком уже лет 15, если не больше. Бизнесмен средней руки, занимается мирным и нужным делом — возит грузы, ремонтирует грузовики, прицепы, автобусы, наваривает шины. Или правильнее сказать "занимался"?
Его автотранспортное предприятие находится в Авдеевке. На все мои телефонные вопросы "Ты как?" Олег отвечал уклончиво, но однажды не выдержал: "Ты же в этих краях бываешь? Регулярно? Вот давай вместе и съездим, посмотришь на предприятие".
Дорога в войну
Летом прошлого года Олег перенёс свой офис в Днепропетровск. Сейчас несколько его грузовиков курсируют в Донецк в составе "гуманитарных конвоев Ахметова". Летает по этому маршруту и Олег — контролирует исправность машин, а заодно заезжает в Авдеевку на своё автотранспортное предприятие.
Итак, едем. Гудение мотора, блики солнца на мостовой, блокпост на границе Днепропетровска. У Олега внимательный, немного отрешённый взгляд. Пытаюсь понять, что в его глазах не так. И вскоре понимаю: в них холод. Ощущение холода со всех сторон: холодный ветер, холодное солнце, холодная земля.
Машина петляет между выбоинами — ровный асфальт Днепропетровской области сменился избитым, а местами просто разбитым в хлам покрытием дорог Донетчины. Чем ближе к линии фронта, тем больше примет войны. По сути, они здесь повсюду: от воронок и разрушенных домов до простреленных встречных машин.
Серые с чёрными мокрыми потёками бетонные блоки. Знаки "Стоп-контроль". Полустёртые линии остановок, усталые, почти равнодушные ко всему солдаты и нацгвардейцы. Это блокпосты. На некоторых, обложенные мешками с песком, прячутся, выставив чёрный раструб пулемёта, тихие и грозные БТР и БРДМ-2. Некоторые блокпосты обходятся без них. Трещат и хлопают на ветру флаги Украины. Иногда выгоревшие и обтрёпанные, иногда новенькие. Ещё одна характерная деталь — здесь, как за некой чертой, заметно больше военных машин с привычными номерами ПТН-ПНХ.
У одной из СТО мы замечаем легковушку, на двери которой видна "таблетка" — опознавательный знак ВСУ. Сама машина мне издали показалась рябой. Подъехав ближе, я увидел, что эта рябь — изрешечённый металл. На машине не осталось живого места. Двери вмяты и продырявлены, стёкол просто нет, шины разлохмачены. Судя по характеру пробоин — они легли веером, — разрыв миномётного снаряда.
Возле автомобиля меланхолично курит боец в выгоревшей камуфляжной куртке. Один рукав порван, под ним виден серо-бурый бинт. Так и остаётся в памяти — раненый человек и израненный автомобиль.
Гумконвои от Ахметова
На одной из заправок мы останавливаемся — там Олега ждут несколько фур. Они готовятся в рейс. Оказывается, вопреки телевизионной картинке, из Украины на оккупированную территорию регулярно ходят колонны фур — от 20 до 50 машин.
Такие гуманитарные конвои формируются 1–2 раза в неделю. Они состоят не из "бусиков" и грузовичков — это полноценные 20-тонные автопоезда. В составе колонны в зависимости от вида груза могут быть как рефрижераторные автопоезда, так и обычные, тентованные. Здесь машины из разных регионов, но в основном из Днепропетровска, Донецка, Луганска, Запорожья. Перевозчики из западных областей в гуманитарном процессе тоже участвуют, но как бы на расстоянии — довозят продукты до Днепропетровска, где в распределительном центре их выгружают и там же комплектуют ящики для оккупированных территорий.
В машинах — сухие смеси, крупы, хлопья и то, что называется "температурные грузы" — овощи, фрукты.
Конечный пункт конвоев — Донецк, стадион "Донбасс-Арена". А дальше — местные волонтёры маленькими машинами развозят еду по всей оккупированной территории. Гумконвои — не купеческие караваны, этими продуктами не торгуют. У меня этот тезис вызывает сомнение, но Олег приводит свои аргументы:
— Это легко вычислить. Вот смотри, в "Брусничке" (работающая в Донецке розничная сеть, подконтрольная Ринату Ахметову. — Фокус) собственно продуктовая составляющая занимает 5–7%. Если бы продукты из гуманитарки туда попадали, то соотношение было бы иным.
Если кто и зарабатывает на этих рейсах, то экстремалы-перевозчики, услуги которых оплачивает фонд Ахметова. Работа, по словам Олега, адская. И дело не только в опасности. Негде ремонтировать технику, негде жить водителям, но машины движутся.
При плече перевозки 320 км кругорейс выходит 640 км. О ставках фрахта Олег говорит неохотно, но они таковы, что позволяют удержаться на плаву. Уровень рентабельности — до 10%, что в общем неплохо. Правда, цены растут, опережая ставки фрахтов. Одна из самых серьёзных составляющих в расходах — топливо. Цена на него выросла с начала года с 16 до 22 грн за литр. На разбитых дорогах машины регулярно бьются, покрышки ловят осколки и прочие острые железяки. Стоимость запчастей тоже выросла в два-три раза. Нередко ремонтировать транспорт приходится в чистом поле. Вот и сейчас в багажнике нашей легковушки лежит рессорный лист на замену лопнувшему, он будет установлен на одну из машин.
На заправке немноголюдно. Один из водителей сидит на брошенной на узкую полоску газона под забором паллете и с кем-то говорит по телефону, улыбаясь и кивая. В правой руке — потухшая сигарета, но он этого не замечает.
Между тем из багажника легковушки извлекаются коробки с фильтрами, рессора, ещё какие-то пакеты. Их разбирают молча и без лишних вопросов.
Водители сдают документы по рейсам. Олег их внимательно просматривает, подписывает прямо на крышке багажника, невесело усмехаясь: "Мой походный офис".
В разговор водители вступают неохотно. Почти все работают на фирме от 5 до 10 лет, новичков можно буквально перечесть по пальцам. Часть из них из Донецкой области, часть из Днепропетровска. Семьи у кого где: кто уехал в Россию, кто снимает квартиру в Днепропетровской области. От политики стараются держаться подальше и разговоры на эту тему не поддерживают.
— Мы хотели жить мирно и спокойно, делать свою работу. А вот этот "управляемый хаос" нужен и выгоден не нам. Кому — можем только догадываться.
Один из водителей, Сергей, ездит в рейсы не один. В кабине его тягача делит с ним все трудности дорожной жизни жена Мария. Оба были ранены осколками, жена после ранения и контузии оглохла на одно ухо и потеряла вкусовые ощущения. До войны работала на хлебозаводе технологом, но сейчас работы нет. Завод разбит, жильё расположено в простреливаемой зоне. А вообще о трудностях говорят скупо:
— Да, ездим. Да, бывает страшно. Таможня на Украину иногда задерживает. Документы, разрешения оформляет Госфинслужба, и тоже бывают задержки…
— Что возите, если не секрет, кроме гуманитарки?
— Разное. Например, продукцию "Норда", "Геркулеса". Туда — металл на завод, ту же гуманитарку.
Мария, не выходя из кабины, сокрушённо качает головой.
— Так и выживаем — в дороге, как бомжи, — в её голосе нет драматического надрыва, скорее усталость.
В небольшой стопке документов моё внимание привлекла странного вида бумага, отпечатанная на простом принтере — "Дозвіл на переміщення товару до (із) району проведення АТО". Я смотрел на этот листок, слушал водителей и чем дальше, тем сильнее недоумевал. От самих слов — "Очереди". "Таможни". "Разрешительные документы".
То есть, помимо стандартной товарно-транспортной накладной, на каждую поездку выписывают отдельный документ, и выписывает его таможня. Раньше водители оформляли подобные бумаги при пересечении государственной границы. Теперь такая же процедура "на линии размежевания сторон". Получается, что де-факто, а для перевозчиков и де-юре установлена новая государственная граница. С пограничниками, таможней, досмотрами. И мысли в голову лезут совсем нехорошие. Подобное налаживание разрешительной системы означает фактическое признание отделения территорий от Украины.
Ну что ж — водители закончили свои дела, Олег садится в машину, и мы молча едем дальше.
В Димитрове на клумбе высится классическая советская скульптура — женщина со снопом колосьев в руках, мальчик с книжкой и мужчина с поднятой рукой, к которой какой-то остряк присобачил бутылку. Сама скульптурная группа некогда была белой, но сейчас она стоит потрескавшаяся и серая.
И снова степь, редкая, всё ещё прозрачная щёточка лесополосы на горизонте и ослепительное небо над головой.
